Я убегал в Леса Потусторонних Красок,

я больше не хотел сливаться с этим миром…

П. Фэн.

 

Конечно, есть работы гениальных Мастеров, прикасаясь к которым.., лучше сказать, чувствуя которые, понимаешь величие гения и реальную полнейшую свою безнадёгу. Но слова мои будут не о мировом шедевре, о котором написаны тонны фолиантов и сам он, словно патиной, покрыт восхищением столь многих, что давно уже живёт собственной жизнью, порой совершенно иной, нежели была ему предначертана самим Мастером…

 

Произведение искусства, это и кинофильм, глядя который не можешь сдержать слёз, и деревянные статуи, простоявшие пол-века в городском парке, которые сейчас корчует экскаватор. И исполнение песни пацаном, когда даже самые отвязные сверстники смолкают очарованные голосом и проникновенным пением. Это и строки стихотворения, читая которые, забываешь дышать, пока внезапный толчок из подреберья не заставит сделать судорожный вдох…

 

Моё же «произведение» знакомо лишь малой группе студентов - пацанов, жителей старой общаги. И любимо оно вдвойне ещё и потому, что никогда не забуду «тепло его создавших рук..»

…

- Потолок побелить, обои поклеить, полы ххх… дрова, вы хоть флаконы свои, да банки приберите, - гудел голос коменданта общежития - здоровенного дядьки, лет сорокапяти в модной тогда кожаной куртке и норковой шапке, словно Наполеон, грозно обходившего комнаты студентов.

 

-Так, - тяжело выдохнул он, одним пальчиком распахнув дверь в нашу комнату, - побелить, покрасить, обо.., - выключился комендант на полуслове. – Это кто.., - проговорил он, повернувшись лицом к свободной стене. Вот и он забыл вдохнуть и, даже снял шапку и отошёл на несколько шагов назад.

-Нравится, Валерий Дмитрич? - заискивающе улыбаясь спросил Егор, стараясь загородить собой электроплитку, на которой скворчала картошка.

- Ладно, - проговорил примирительно комендант, - картину можно оставить. -Плитку ко мне занесёшь и его палец указал прямиком на нос замершего Егорки. Уходя, комендант ещё раз взглянул на стену, удивлённо крутанул головой и, неспешно просочился в коридор общежития, мы же, нервно рассмеялись, поражаясь тому, что даже свирепый комендант проникся, глядя на Вовкину картину…

 

Вовчику тогда было двадцать, чернявый, смешливый паренёк из города атомщиков, общение с которым очень располагало. Учился он на физфаке, я – естественник, Егор – юрист, хоть и жили втроём в одной комнате, учились в разные смены а потому, сначала даже не замечали, что Вовка перестал ходить на учёбу. Он плохо спал ночью, ворочался в постели, обнимая тёплую батарею, почти до нашего прихода с учёбы. Он почти перестал выходить из общаги, всё время грустил и, поправить ему настроение могло только «пивко» или, водка «с пивком» когда просто пива не было. Но, даже если он смеялся, - «бодрился», - как теперь говорят, его чёрные, точно угольки, глаза всёравно оставались грустными. Можете представить большие чёрные глаза мальчишки, заглянув в которые, становится очень больно.. Будто, соприкоснулись с чем-то, запредельным, что ..нельзя показывать. И помочь хочешь, да не можешь ничем..

 

Пока мы были на учёбе, Вовка начал что-то чертить на облупившейся грязно-жёлтой побелке стены. На следующий день, когда стена была вся покрыта чёрным контурами линий, в дело пошли краски. Сначала, лишь туманные силуэты. Потом, словно, резкость наводили, давали глубину, оттенки.. На переднем плане он изобразил двоих рыцарей на конях, третий же, стоял спешившись, держа меч в вытянутой руке, а заходящее солнце освещало сталь доспехов..

Вдалеке, под самым потолком, точно в дымке, угадывался замок в готическом стиле, горы и серые облака покрывая верх стены, заползая на потолок..

 

Вовка рисовал около месяца, несколько раз даже ходил на учёбу, читал конспекты, очень воодушевлялся, когда к нам приходили однокурсники и приносили канистру «пивка», когда же он оставался один, то «залезал на стенку» к своим рыцарям, прорисовывая мельчайшие детальки..

Ближе к сессии за ним приехала мама и забрала домой. Позже мы узнали, что Вовчик с тяжёлой депрессией попал в больницу…

 

Не было его очень долго, но каждый раз, когда взгляд падал на его воинов, невольно думали только о нём, казалось, он сам смотрит на нас глазами того рыцаря, который держал меч, именно у него был Вовкин взгляд, пронзительный, глубокий и, очень грустный.

 

Конечно, Вовчик вернулся! Вспоминаю, как он не смог удержаться на ногах от дружеских объятий и, мы завалились возле стены с картиной но, - не о нас, ибо, говорить и вспоминать все наши «похождения юности лихой и бесшабашной..» можно бесконечно.

 

А на следующий год мы с Вовчиком переселились в другую комнату, потому, что Егор приехал раньше нас и

успел поклеить обои.

Вот этого, я никак не мог ожидать, Вовчик тогда лишь вздохнул, я же, словно получил удар сапогом под дых, вроде и ребят рад видеть и, …сказать ничего не могу. Конечно, мы тогда сильно напились, всю ночь и проговорили «глаза в глаза». Вовка упросил «не трогать» Егора, потому, что он «всёравно ничего не поймёт»…

 

Не все значимые и ценные для нас вещи, впрочем, как и люди, имеют долгую жизнь. Не всякое творение мастера переживёт века. Вандалы вспарывают и обливают кислотой полотна, горят библиотеки, террористы рушат храмы, словно стараясь отнять самое дорогое, надчеловеческое, душу твою, окунуть мордой в грязь и крепко так повозить.. Но, нельзя убить Настоящее! Если ты ..что-то понял, почувствовал, вместил в своём сердце частичку того «величия», гореть в тебе она будет всю твою жизнь!

 

Сейчас Егор известный юрист, даже судья. В малом, - смыслы большого, и не берусь судить, стал ли он хорошим человеком.

Вовка не вписался в нашу ..современность, словно ещё пацаном понял что-то очень значительное, запредельное… Для меня он так и остался изящным рыцарем в лучах заходящего солнца, в глазах которого отражалась вечность.

А ещё, не забуду вензеля башен, аккурат над верхней кромкой обоев в розовый цветочек, а выше, - только серые облака. Одинокие и непостижимые, словно, возвращают нас в природную первозданность, к истокам, давая шанс каждому…